Неточные совпадения
Это дворец невидимой феи, индийской пери, самой Сакунталы, может быть. Вот, кажется, следы ее ножек, вот
кровать, закрытая едва осязаемой кисеей, висячие лампы и цветные китайские фонари, роскошный европейский диван, а рядом длинное и
широкое бамбуковое кресло. Здесь резные золоченые колонны, служащие преддверием ниши, где богиня покоится в жаркие часы дня под дуновением висячего веера.
Рахметов отпер дверь с мрачною
широкою улыбкою, и посетитель увидел вещь, от которой и не Аграфена Антоновна могла развести руками: спина и бока всего белья Рахметова (он был в одном белье) были облиты кровью, под
кроватью была кровь, войлок, на котором он спал, также в крови; в войлоке были натыканы сотни мелких гвоздей шляпками с — исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не на полвершка...
С этих пор патриотическое возбуждение и демонстрации разлились
широким потоком. В городе с барабанным боем было объявлено военное положение. В один день наш переулок был занят отрядом солдат. Ходили из дома в дом и отбирали оружие. Не обошли и нашу квартиру: у отца над
кроватью, на ковре, висел старый турецкий пистолет и кривая сабля. Их тоже отобрали… Это был первый обыск, при котором я присутствовал. Процедура показалась мне тяжелой и страшной.
Поцеловав меня, она ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из
широкой, мягкой и жаркой
кровати, подошел к окну и, глядя вниз на пустую улицу, окаменел в невыносимой тоске.
Клеенчатая
широкая кушетка у внутренней стены заменяла
кровать.
Я уже понимал, что мои слезы огорчат больную, что это будет ей вредно — и плакал потихоньку, завернувшись в
широкие полы занавеса, за высоким изголовьем
кровати.
Вошел.
Широкая, несмятая
кровать. Зеркало. Еще зеркало в двери шкафа, и в замочной скважине там — ключ со старинным кольцом. И никого.
Дернов. То-то
кровать! Подарил
кровать, да и кричит, что ему вот месяц с неба сыми да на блюде подай. Все вы, здешние колотырники [42], только кляузы бы да ябеды вам сочинять… голь непокрытая! А ты затеял дело, так и веди его делом,
широкой, то есть, рукой.
Комната была очень низка, но очень широка и длинна, почти квадратной формы. Два круглых окна, совсем похожих на пароходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она была похожа на кают-компанию грузового парохода. Вдоль одной стены стояла узенькая
кровать, вдоль другой очень большой и
широкий диван, покрытый истрепанным прекрасным текинским ковром, посередине — стол, накрытый цветной малороссийской скатертью.
В царской опочивальне стояли две
кровати: одна, из голых досок, на которой Иван Васильевич ложился для наказания плоти, в минуты душевных тревог и сердечного раскаянья; другая, более
широкая, была покрыта мягкими овчинами, пуховиком и шелковыми подушками. На этой царь отдыхал, когда ничто не тревожило его мыслей. Правда, это случалось редко, и последняя
кровать большею частью оставалась нетронутою.
Комната была просторная. В ней было несколько
кроватей, очень
широких, с белыми подушками. В одном только месте стоял небольшой столик у
кровати, и в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Ровно в шесть часов вечера приехал добродушный немец в Голубиную Солободку, к знакомому домику; не встретив никого в передней, в зале и гостиной, он хотел войти в спальню, но дверь была заперта; он постучался, дверь отперла Катерина Алексевна; Андрей Михайлыч вошел и остановился от изумления: пол был устлан коврами; окна завешены зелеными шелковыми гардинами; над двуспальною
кроватью висел парадный штофный занавес; в углу горела свечка, заставленная книгою; Софья Николавна лежала в постели, на подушках в парадных же наволочках, одетая в щегольской, утренний
широкий капот; лицо ее было свежо, глаза блистали удовольствием.
Засыпая в своей
кровати крепким молодым сном, Нюша каждый вечер наблюдала одну и ту же картину: в переднем углу, накрывшись большим темным шелковым платком, пущенным на спину в два конца, как носят все кержанки, бабушка молится целые часы напролет, откладываются
широкие кресты, а по лестовке отсчитываются большие и малые поклоны.
Старик жил в длинной и узкой белой комнате, с потолком, подобным крышке гроба. Против двери тускло светилось
широкое окно, в левом углу у входа маленькая печь, по стене налево вытянулась
кровать, против неё растопырился продавленный рыжий диван. Крепко пахло камфорой и сухими травами.
(Прим. автора.)], посреди светлой комнаты, украшенной необходимыми для каждого зажиточного крестьянина старинными стенными часами,
широкою резною
кроватью и огромным сундуком из орехового дерева, сидели за налощенным дубовым столом, составляющим также часть наследственной мебели, артиллерийской поручик Ленской, приехавший навестить его уланской ротмистр Сборской и старый наш знакомец, командир пехотной роты, капитан Зарядьев.
У другого конца
кровати сидел, заложив ногу на ногу, Дюрок, дон Эстебан стоял посредине спальни. У стола доктор возился с лекарствами. Капитан Орсуна ходил из угла в угол, заложив за
широкую спину обветренные, короткие руки. Молли была очень нервна, но улыбалась, когда я вошел.
Посреди комнаты стол большой, у окна кресло мягкое, с одной стороны стола — диван, дорогим ковром покрытый, а перед столом стул с высокой спинкой, кожею обит. Другая комната — спальня его:
кровать широкая, шкаф с рясами и бельём, умывальник с большим зеркалом, много щёточек, гребёночек, пузырьков разноцветных, а в стенах третьей комнаты — неприглядной и пустой — два потайные шкафа вделаны: в одном вина стоят и закуски, в другом чайная посуда, печенье, варенье и всякие сладости.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные
кровати с резными украшениями и в углу было распятие из слоновой кости; от их постелей,
широких, прохладных, которые постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.
У нее была маленькая, веселая комнатка с голубыми обоями, бледно-голубым висячим фонарем; на туалетном столе круглое зеркало в голубой кисейной раме, на одной стене олеографии, на другой стене ковер, и вдоль его
широкая металлическая
кровать.
У стены, на
широкой двуспальной
кровати сидела серая, как летучая мышь, старуха-хозяйка, упираясь руками в измятую постель, отвесив нижнюю губу; покачивалась и громко икала.
Здесь зимой бывало очень тепло, а
широкая печь, отгораживая с одной стороны
кровать, придавала ей до некоторой степени вид отдельного жилья.
И больного связали. Он лежал, одетый в сумасшедшую рубаху, на своей постели, крепко привязанный
широкими полосами холста к железным перекладинам
кровати. Но бешенство движений не уменьшилось, а скорее возросло. В течение многих часов он упорно силился освободиться от своих пут. Наконец однажды, сильно рванувшись, он разорвал одну из повязок, освободил ноги и, выскользнув из-под других, начал со связанными руками расхаживать по комнате, выкрикивая дикие, непонятные речи.
Наконец у задней стены стояла
широкая, двухспальная
кровать с красным ситцевым пологом.
Он ввел меня в спальню. На
широкой двуспальной
кровати, согнувшись, головою к стене, неподвижно лежала молодая женщина. Я взялся за пульс, — рука была холодна и тяжела, пульса не было; я положил молодую женщину на спину, посмотрел глаз, выслушал сердце… Она была мертва. Я медленно выпрямился.
От окна до моей
кровати шел
широкий солнечный луч, в котором, гоняясь одна за другой и волнуясь, летали белые пылинки, отчего и сам луч казался подернутым матовой белизной…
Я осторожно выбралась из дортуара, бесшумно сбежала с лестницы и очутилась на темной площадке — перед дверью подвального помещения. Здесь я перевела дух и, осенив себя
широким крестом, вошла в длинную, неуютную комнату, освещенную дрожащим светом ночника, где стояло не меньше сорока
кроватей. Обитательницы подвала крепко спали. Но риск оставался, ведь каждую минуту любая из них могла проснуться и, обнаружив здесь чужого человека, заподозрить меня в чем только ни вздумается…
Наконец он торопливо разделся, задул свечку, быстро юркнул в
кровать, осторожно раздвинув полог, тщательно затянул отверстие, чтобы не проникли москиты, и сладко потянулся на
широкой мягкой постели с безукоризненно чистым бельем, ощущая давно не испытанное наслаждение спать на берегу в такой роскошной
кровати, не думая о вахте.
— Ха-ха-ха, — расхохоталась шалунья, — и впрямь занятно… Монашка и вдруг в одежде мужской! Ай-да мы что придумали-то! — тут веселая Оня уперла руки в боки и, дробно перебирая ногами, пошла пристукивать каблучками вдоль
широкого прохода между
кроватями, напевая во весь голос слова всем известной плясовой...
Мягкая оливкового цвета мебель,
широкое зеркало в простенке двух окон, скрытых под белыми тюлевыми занавесками, туалет из зеленого крепона с плюшем, за красиво расписанными по молочному фону ширмами
кровать, похожая на большого сверкающего лебедя своей нежной белизной…
Черкасов поколебался, однако взял порошок; другой я высыпал себе в рот. Жена Черкасова, нахмурив брови, продолжала пристально следить за мною. Вдруг Черкасов дернулся, быстро поднялся на постели, и рвота
широкою струею хлынула на земляной пол. Я еле успел отскочить. Черкасов, свесив голову с
кровати, тяжело стонал в рвотных потугах. Я подал ему воды. Он выпил и снова лег.
Очнувшись, он увидел себя в своей постели, раздетым, увидел графин с водой и Павла, но от этого ему не было ни прохладнее, ни мягче, ни удобнее. Ноги и руки по-прежнему не укладывались, язык прилипал к небу, и слышалось всхлипыванье чухонской трубки… Возле
кровати, толкая своей
широкой спиной Павла, суетился плотный чернобородый доктор.
Больной помещался на
широкой двуспальной
кровати из темного ореха.
Тася вернулась в спальню матери. Комната выходила на балкон, в палисадник. Из
широкого итальянского окна веяло холодом. Свеча, в низком подсвечнике с белым абажуром, стояла одиноко на овальном столе у ширм красного дерева; за ними помещалась
кровать. Она заглянула за ширмы.
В углу стояла
кровать из простого некрашеного дерева с жестким тюфяком, кожаной подушкой и вязаным шерстяным одеялом. Над ней висел образок, украшенный высохшей вербой и фарфоровым яичком. У
широкого окна, так называемого итальянского, стоял большой стол, на котором в беспорядке валялись книги, бумаги, ландкарты и планы сражений. Шкаф с книгами, глобусы, географические карты, прибитые к стене, и несколько простых деревянных стульев дополняли убранство комнаты юного спартанца.
Елена Павловна сидела под балдахином из китайской материи, с огромным японским веером, развернутым под углом на
широком диване, вроде
кровати, где в изголовье валялось множество подушечек и подушек, шитых золотом, шелком, канаусовых и атласных, расписанных цветами, по моде последних трех-четырех зим.
Кровать Ираиды Степановны стояла у противоположной лежанке стены; несколько отступя от нее, над
кроватью высоко поднимался ситцевый, подбитый крупными узорами пестрый полог, утвержденный на четырех столбах, с подбором в виде
широкой оборки наверху.
Третья, наконец, мéньшая, чем две остальные горницы, с большой изразцовой лежанкой, служила опочивальней Ксении Яковлевны.
Широкая, красного дерева с вычурной резьбой
кровать, на которой лежали высокая перина, покрытая розовым шелковым, с искусными узорами стеганым одеялом, и целая гора подушек в белоснежных наволочках, стояла прямо против двери у задней стены. Стены опочивальни были обиты серебряной парчой с вытканными розовыми цветами. Пол покрыт выделанными шкурами горных коз.
И, не дожидаясь ответа, он бросился в соседнюю палату. Тут свет лампадки и ночника еле-еле прояснял потемки; больные, потревоженные смертью Михайлы, сидели на своих
кроватях; мешаясь с тенями, всклоченные, они представлялись
шире, выше ростом и, казалось, становились всё больше и больше; на крайней
кровати в углу, где было темнее, сидел мужик и кивал головой и рукой.
Все это Лука Иванович старался хорошенько запомнить и, мечтая о том, как он отделает две пустые комнаты, усиленно думал о Проскудине, его практичности и готовности порадеть за приятеля. Тогда можно будет кабинет перенести в бывшую спальню Анны Каранатовны,
кровать поставить в Настенькину комнату, а теперешний кабинетишко превратить в столовую. Двух месяцев на прочном месте достаточно, чтобы иметь
широкий кредит на Апраксином.
Он слышал смутно, как через час или полтора пришла жена, разделась тихо и легла, даже не скрипнув
кроватью; потом, долго или коротко спустя, что-то
широкое заходило над головою и спокойным, из края в край переливающимся гулом раздвинуло пределы узкого, темного комнатного сна.
Внимательно, вытянув шею, рассмотрела его левую руку, лежавшую на груди: очень
широкая в ладони, с крупными пальцами — на груди она производила впечатление тяжести, чего-то давящего больно; и осторожным движением девушка сняла ее и положила вдоль туловища на
кровати.